Дмитрий Васильев: «Симфонии Малера – это мистерии»

Замечательный мелодист, фантастически владеющий колоритом оркестра, Густав Малер и невероятно талантливый скрипач и композитор Фриц Крейслер – одни из самых ярких представителей классической венской музыки. Их произведения легли в основу новой программы «Мистерия звука», созданной руководителем Омского академического симфонического оркестра Дмитрием Васильевым совместно с солистом Московской филармонии Дмитрием Васильевым (скрипка). Программа состоится 9 февраля в Концертном зале Омской филармонии.

Подробнее о концерте рассказал художественный руководитель Омского академического симфонического оркестра Дмитрий Васильев.

– Дмитрий Владимирович, «Мистерия звука» – в чем особенности этой программы?

– Программа составлена из произведений венских композиторов Густава Малера и Фрица Крейслера. Жили и творили они в одно время, оба были не только композиторами, но и исполнителями. Малер изначально был великолепным дирижером, а на вершине карьеры стал директором Венской оперы. Крейслер – скрипач, который довольно быстро приобрел известность и стал писать музыкальные пьесы для своих концертов.

– Солировать в произведениях Крейслера будет скрипач Московской филармонии Дмитрий Васильев?

– Да, Дмитрий Васильев будет стоять с Дмитрием Васильевым на одной сцене. Замечательный скрипач, очень тонкий, с которым мы не раз вместе выступали. Дмитрий предложил исполнить вместе пьесы Крейслера, и я подумал, что эти легкие произведения, которые зачастую исполняются «на бис» – «Муки любви», «Радость любви», «Прекрасный розмарин», «Синкопы», «Маленький венский марш» – в сочетании с симфонией Малера будут как два ярких полюса венской музыки. Напомню, Крейслер пытался поступить в оркестр Венской оперы незадолго до того, как туда в качестве дирижера был приглашен Малер. А еще через два года Крейслер выступил с «Венскими филармониками» (оркестр, составленный из музыкантов Венской оперы). Так что и в линиях их судьбы тоже есть связь. В программе «Мистерия звука» скрипач Дмитрий Васильев будет играть роль Крейслера, а я попытаюсь сыграть роль Малера.

– «Мистерия звука» – почему программа получила такое название?

– Симфонии Малера – это не просто звуковые полотна, это действительно мистерии, каждая из них – целая вселенная, грандиозная и многоплановая и глубокая.

– В мире симфонической музыки исполнение симфоний Малера – настоящее событие. Говорят, что прослушивание сочинений Малера по силе эмоционального воздействия можно сравнить с сеансом психолога?

– Не могу судить, я ни разу не был у психолога. Но могу с уверенностью сказать, что сочинения Малера всегда оставляют очень глубокие впечатления: буря эмоций, мощные кульминации – степень воздействия на слушателя, безусловно, велика.

Конечно же, исполнение малеровских симфоний – это особое событие. Произведения требуют серьезных ресурсных вложений во всех смыслах этого слова: душевных сил, высокой исполнительской техники, большого состава оркестра. Они все звучат дольше часа. Мы используем весь штат оркестра, и все же несколько музыкантов вынуждены приглашать. Отмечу, данные произведения требуют сил не только от музыкантов, но также от слушателей – это слишком серьезная музыка, чтобы исполнять ее часто.

– Для исполнения Шестой симфонии Малер изобрел специальный ударный инструмент. Омский академический симфонический оркестр также придумал что-то особенное?

– Да, наши музыканты специально для этой симфонии изготавливают такой инструмент. Это молот, который будет бить по специально сооруженному столу, чтобы изобразить звук удара судьбы, сокрушающего все. Таких ударов в этой симфонии два. Еще можно упомянуть коровьи (альпийские) колокольчики, которые сразу уносят слушателя на природу. Он также использует звон колоколов, подобный церковному. Малер всевозможными звуковыми средствами «визуализирует» свою симфонию, мы как будто видим эти луга, эту церковь, этот танец. В его музыке очень много символов.

– Шестая симфония обозначена «Трагической», несмотря на то, что сам автор такое название не использовал.

– Есть много примеров, когда у того или иного произведения появляется свое название, и обществом оно принимается. Например, Бетховен свою сонату «Лунной» не называл. Что касается Шестой симфонии Малера, то она, конечно, трагическая. Это произведение-борьба с небольшим отдыхом в медленной части – там лирика и покой, правда, тоже полные драмы. Скерцо – это вообще какое-то сочетание язвительного гротеска и старомодного танца. Как будто автор вначале говорит: «посмотрите, что-то новое идет, наступает и пока не ясно, что». И вдруг в этот марш вклинивается что-то приятное, узнаваемое, легкое. Этот старый мир, хоть и отступает, но совсем не уходит, ведь нам так хорошо было там, спокойно и жаль, что остаться нельзя. Но снова врывается действительность и разрушает то, на что мы надеялись. Финал – самая продолжительная часть симфонии – жестокая борьба, которая заканчивается трагически.

Конечно, каждый слушатель по-своему трактует это произведение. Кто-то представляет, что это борьба отдельного героя с самим собой, кто-то – что речь идет о борьбе нового мира со старым. Но если бы музыку было просто объяснить, она бы так не увлекала, не потрясала.

– То есть произведение не пессимистичное?

– Его нужно послушать, понять и самому для себя определить. Все неоднозначно. Вот все спорят: Пятая симфония Чайковского – оптимистичная или пессимистичная? Счастье ли этот мажорный финал или это гримаса через мажор? Также и у Малера: нужно еще подумать и решить, оставляет ли он надежду или нет.

Интервью подготовлено пресс-службой Омской филармонии