Ирина Девятьярова: «Быть художником в наше время трудно»

Искусствовед, кандидат исторических наук, главный научный сотрудник, хранитель русской живописи Омского музея изобразительных искусств им. М.А. Врубеля Ирина Григорьевна Девятьярова из плеяды тех людей, которые своим трудом и общением дарят радость познания. В уходящем году увидели свет две исследовательские монографии искусствоведа Девятьяровой  – «Очерки художественной жизни Омска в годы Гражданской войны в Сибири (1918 – 1922)»  и  «С.Я. Фельдман». Книги были презентованы в рамках выставок, кураторами которых является Ирина Девятьярова. 

- Ирина Григорьевна, на Ваш взгляд, искусствовед – это призвание, профессия или что-то иное?

- Я думаю, что искусствовед – это все-таки профессия. Я поступила в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина для того, чтобы у меня была профессия искусствовед. А после окончания филологического факультета я была учителем русского языка и литературы. Один учебный год работала в Южном поселке и уже там стала мечтать о том, чтобы поехать учиться в Ленинград. В жизни каждого человека играют роль наставники. Первым моим наставником был брат Тагир, Жили на станции Кнорринг по службе отца. Помню, попросил маму, которая бывала в Спасске-Дальнем, купить книги Даниэля Дефо  «Робинзон Крузо», Марка Твена «Приключения Тома Сойера». Несмотря на то, что у нас была очень простая семья – папа военный в звании капитана, мама не работала, так как работы в воинской части не было - брат встретил там, на Дальнем Востоке, какого-то умного, образованного человека, возможно учителя литературы. Ведь иногда хватает часа разговора где-то у костра, чтобы твое мировоззрение перевернулось.

Когда мы в 1957 году переехали в Омск, брат мне сказал: «Ходишь в библиотеку – перечитай сказки народов мира. В них собрана вся мудрость. Начинай собирать художественные открытки. Вот тебе моя первая зарплата, покупай». Тагиру тогда было всего 16 лет. И я начала покупать открытки, раскладывать их по разделам и именам художников: западная живопись, русская живопись и так далее. И вот с этого времени мне захотелось  быть искусствоведом, работать в музее. Долго ждала, когда меня позовут. Где только не работала. И вахтером на станции юных техников в клубе «Металлист», выдавала книжки в библиотеке мединститута. Три года работала в Доме художника. Я плакала там часто – художники народ капризный. И в августе 1973 года меня позвали в музей изобразительных искусств. … А возможно, что профессия искусствоведа – это и призвание. И она необыкновенно интересна.  

- По окончании филологического факультета Омского педагогического института вы поступили на факультет теории и истории Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. Что подтолкнуло вас к этому?

- Учеба в Ленинграде, в институте имени Репина  -  это счастье. Это высший пилотаж в нашей сфере. Учиться я поступила заочно. Следом поступили и мои более молодые коллеги из Омска. В самом начале года мы выезжали на сессию в Ленинград. «На дипломе» мы жили там полгода. Конечно, пребывание в Ленинграде уже воспитывает. Все моменты, связанные с пребыванием в институте имени Репина, для меня очень дороги. Необыкновенным был вступительный экзамен. К сибирякам был большой интерес, и это понятно. Экзамен принимали двое: искусствовед-востоковед Вирко Борисовна Блэк и искусствовед-мостовик, занимавшийся ленинградскими мостами,  Андрей Львович Пунин. И вдруг Вирко Борисовна меня спрашивает: «А Омск - интересный город? Какая там архитектура?».  «Да что вы, - отвечаю я, чувствуя, что дело идет к концу, и я на все вопросы правильно отвечаю. – Ничего интересного у нас нет. Одни новостройки».  «Да что вы говорите! А вот профессор Виктор Ильич Кочедамов написал книжку «Омск. Как рос и строился город». Я примолкла, вышла с «пятеркой», но когда  вернулась домой, быстренько помчалась в библиотеку Пушкина. Я взяла эту книгу, и передо мной открылся совершенно новый мир о строительстве Омска, его прошлом. После этого увлеклась архитектурой. Писала курсовые работы, связанные с архитектурой, а диплом был ни какой-нибудь, а  «Проблемы тектоники  в архитектуре стиля модерн». Пунин был моим руководителем. До сих пор сохранились его письма, которые счастье перечитывать. Он пишет: «Побольше гуляйте по городу, фотографируйте, поезжайте на острова. Там дачи богатых людей, все они в стиле модерн». А в Омске самый яркий дом в стиле модерн находится на улице Орджоникидзе. Там просто чудеса. Каждый фасад  - произведение искусства. Вот так у меня появился интерес к архитектуре и строительству Омска, а значит и к его истории. Андрей Львович Пунин предлагал писать диссертацию у него. Но я сказала, что защищаться пока не буду, так как работаю в музее, занимаюсь живописью.

-Диссертацию вы написали и защитили в Омске.

- Мне исполнилось 55 лет. И я думаю: «Да как же так?! С чем я встречаю пенсию? Ни с чем». Закрепилась на историческом факультете педагогического университета у профессора Виктора Николаевича Худякова, защитилась и стала кандидатом исторических наук. Поддержала меня и доктор наук Валентина Георгиевна Рыженко.

- Ирина Григорьевна, в последнее время увидели свет два Ваших фундаментальных труда – «Очерки художественной жизни Омска в годы Гражданской войны в Сибири (1918 – 1922)»  и  «С.Я. Фельдман». Как Вы пришли к этим работам? Считаете ли Вы эти труды завершенными или остались «белые пятна»?

- Когда мне довелось изучать историю формирования коллекции Омского музея изобразительных искусств, судьбы людей, то открылась неизвестная страница, появился интерес и к Гражданской войне, и к 1919 году, и к Белой столице. Я  поняла, что это – нераскрытый пласт. Причем во многих  городах Сибири эту тему традиционно не трогают. Например, в Томске, Красноярске, Барнауле, Новосибирске  часто не упоминаются художники, которые участвовали в белом движении.  Только у нас в Омске, только, простите, Девятьярова, начала копать. И невозможно остановиться, шло открытие за открытием. Такие возникали имена!

В 1921 году открывается выставка «омских озорников», как их называл Емельян Ярославский. Выставка вольной футуристической группы «Червонная тройка». Она бы никогда не появилась в Омске, если бы не было такого твердого жесткого, дисциплинированного человека, как Виктор Уфимцев, который не предавался мечтам, не пил, не был заметен в безмерных ухаживаниях за девушками. И когда мы говорим о Белой столице, мы должны упомянуть фигуру основоположника футуризма Давида Бурлюка. Вот он, когда почувствовал, что его семье грозит опасность, решил уехать в Америку. Но так просто  не мог уехать. Нужно было заработать деньги, себя представить сибирской публике. Он был лидер, давал концерты-диспуты, о которых Виктор Уфимцев в своих воспоминаниях пишет так: «С вечера я ушел футуристом».

С Дальнего Востока Бурлюк отплывает на пароходе в Америку. Проходят годы, он тоскует страшно по России. Приезжает в 1956 году в Москву, посещает музей Маяковского, учителем которого был, в котором породил поэта. И пишет в воспоминаниях: «Ну, хотя бы маленькой строчечкой упомянули Бурлюка, что это я нашел Володю, что это я …».  Начиная с 1922 года, в Омске появляется артель писателей и поэтов. Мы вместе с московским литератором издали книгу «Энциклопедия Белой столицы».

- Ваша кандидатская диссертация посвящена изучению художественной жизни Омска конца 19 – начала 20 века. А если поменять цифры и написать так «…конца 20 – начала 21 века», то на что бы Вы как исследователь обратили внимание?

- Этот период мне не интересен. Я люблю, когда целина, когда можно делать открытия и испытывать восторг. Многие художники сейчас работают на потребу зрителя, нужны деньги. Быть художником в наше время трудно. Иногда просто испытываешь голод. Был у нас такой художник Николай Иванович Холодов. Умер в этом году в возрасте 82 лет. Он не был членом Союза художников. И о нем не было сказано ни словечка, ни одного некролога нигде! А в нашем музее хранится 31 его работа. Это художник-самоучка, не имеющий образования. Но он выше многих.

- Каким Вам видится будущее омского искусствоведения? Кто из молодых  коллег внушает Вам уверенность в том, что дело, которому Вы посвятили  жизнь, в надежных руках?

- Я считаю, что будущее есть. У нас в музее есть пятерочка талантливых людей. Очень пытливых, любознательных, идущих решительно вперед. Это Елена Реутова, хранитель зарубежной живописи. Она может во время отпуска поехать работать в архив и испытывать при этом большую радость. Вот таких я люблю. Затем, Игорь Глазов, хранитель декоративно-прикладного искусства. Часто выступает на конференциях в Москве и Петербурге. Работает в архивах, любит заниматься мебелью, старинными бронзовыми часами. Есть у нас Алиса Семенова. Она пишет диссертацию, связанную с педагогической деятельностью художников в Сибири. Есть реставратор высшей категории  Татьяна Масюк. Единственный в Сибири реставратор по бумаге.  Она не просто реставрирует, а начинает искать информацию о художнике, например, почему он поставил такой, а не иной водяной знак. Татьяна Масюк подготовила выставку, посвященную известному писателю Петру Ершову, автору «Конька-Горбунка», и художнику Михаилу Знаменскому, иллюстрировавшему сказку.

И пятая наша надежда – это хранитель скульптуры Евгений Груздов. Он культуролог, сделал уже много атрибуций.

- На Ваш взгляд, кого в нашем регионе можно назвать знаковыми личностями в области культуры, искусства, независимо от того, живы эти люди или нет?

- Я бы назвала Давида Бурлюка, Антона Сорокина и Леонида Мартынова. Что касается Леонида Мартынова, то это  очень значимая фигура для Омска. С большой любовью он написал воспоминания об Омске. Это, конечно, поэт  Георгий Маслов. И Федор Мелехин.  Этот  человек в 1924 году основал наш музей, которому в следующем году исполняется 100 лет. К этому событию все готовятся очень активно.  В декабре этого года у нас открывается выставка, посвященная столетнему юбилею, которую курирует заместитель директора музея по научной работе Ирина Симонова. Будет реконструирован кабинет Федора Мелехина. Тележурналист Светлана Веретенникова пытается выиграть грант, чтобы снять фильм о музее имени Врубеля.

- Если бы Вам предложили составить туристический маршрут по городу Омску, то какие места, достопримечательности в него вошли?

- Я обожаю водить экскурсии! Видеть то, как люди смотрят, как удивляются…  Если дать названия маршрутам, то это «Леонид Мартынов в Омске», «Георгий Маслов в Белой столице». С ним связано здание «Саламандра» на Музейной улице. Оказывается, там в феврале 1919 года отмечали 100-летний юбилей  Петроградского университета, было устроено торжественное заседание. Не в Петрограде, там большевики запретили, а в Омске! Я бы подготовила экскурсию под названием «Музейная улица». О каждом здании можно рассказать очень много интересного. Там, где размещался Главный штаб  Колчака, ныне аграрный техникум.  А в здании медицинской академии когда-то находилось министерство имуществ.

- Архитектура так и осталась вашей любовью?

- Да. Вместе с фотографом Владимиром Кудринским мы издали пять книг по архитектуре Омска. Когда я вожу экскурсии по улице Либкнехта, мы заходим в кофейню, поднимаемся по лестнице, и я говорю: «Посмотрите, вон там, у столика, сидит поэтесса Нина Подгоричани, в шляпке с перьями, с причудливыми украшениями. Вот она подходит к нам и читает стихотворение». И я его читаю. Очень интересно проводить экскурсии с театральными неожиданностями. А когда выходим на улицу Дзержинского и подходим к дому  номер 1, я говорю: «Видите, к нам идет молодой человек…». Я хотела Евгения Груздова переодеть в костюм той поры.

- В чем Вы черпаете силы для работы, для жизни?

- В искусстве. Искусство дает мне силы, оно дает мне радость. Открытия дают мне ощущение победы  и, извините, чувство какого-то превосходства. Потому что обыденная жизнь скучна, полна рутины. 

- Что из увиденного или прочитанного произвело на вас очень сильное впечатление?

- Я не могу сказать, что нахожу дома время для чтения. Потому что дома мне приходится работать за компьютером. Но за последнее время я четыре раза лежала в больнице и там  прочитала несколько книг. Меня потрясла книга художника  Льва Жемчужникова «Мои воспоминания о прошлом». Потрясла описанная им жизнь в кадетском корпусе. Порки, одни сплошные порки за любую провинность. Произвела большое впечатление судьба художника Павла Федотова, описанная здесь же.  На каком-то этапе жизни он потерял рассудок. Его стали лечить. Обливали холодной водой, били…  Я обернула эту книжечку и положила в сторонку. Мне стало страшно.

- А кого из авторов Вы любите перечитывать?

- Мне очень нравится Зинаида Гиппиус, которая пишет о 1919 годе в Петрограде.

- Что такое счастье?

- Счастье… Оно же по-разному воспринимается.  Счастье – это всегда какое-то благополучие, покой на душе. Это возможность делать то, что ты запланировал, что сбывается. Это трудный для меня вопрос. Не знаю на него точного ответа. Знаете, музей купил картину – это музейное счастье. И для меня это счастье. Нам удалось купить полтора года назад портрет Аллы Васильевой, дочери литератора Федора Алексеевича Васильева, который пригласил Давида Бурлюка в марте 1919 года к себе домой. Он жил в деревянном домике возле Казачьего базара. Пригласил  и сделал ему заказ. И Бурлюк написал два портрета его двух дочерей. Эти картины потом экспонировались. И вот один из портретов – Аллы Васильевой - мы купили в московском собрании. Алла Федоровна  была рыжеволосая, с румянцем, крепкая девушка. Директор нашего музея Фарида Мухаматшарыповна Буреева нашла деньги, миллион шестьсот рублей, - и курьер нам доставил эту картину. Портрет уже висит в экспозиции. Алла Васильева – это особая судьба. Муж был расстрелян, ее сослали в АЛЖИР, в Акмолинскую область как жену изменника родины. Леонид Мартынов посвятил ей два стихотворения. Он назвал ее «рыжеокая белая Алла, вы уедете скоро…». Она потом действительно в Москву уехала. У меня статья есть, называется «Алла Васильева – модель и муза футуристов». Под футуристами я подразумеваю Давида Бурлюка и Леонида Мартынова.

- Ирина Григорьевна, спасибо за интервью.

Маргарита Зиангирова