Максим Кальсин: «В этой истории очень тонкий конфликт»

Первой премьерой этого года в Омском драматическом театре «Галерка» станет спектакль «Так и будет» по пьесе Константина Симонова, автора знаменитого стихотворения «Жди меня» и трилогии «Живые и мертвые». Спектакль ставит известный омскому зрителю режиссер Максим Кальсин, ученик Камы Гинкаса и Карена Шахназарова, участник различных театральных фестивалей, в числе которых «Золотая Маска», «Балтийский дом», «Золотой витязь». В преддверии премьерного показа, который состоится 5 апреля, режиссер рассказал о работе над спектаклем.

- Максим Георгиевич, как была выбрана пьеса для постановки?

- Это был один из вариантов, предложенных художественным руководителем театра Владимиром Федоровичем, пьеса во мне отозвалась, это очень важно. Если материал тебе не подходит, ты просто не сможешь поставить спектакль. Должно быть то, что замечательный философ Мераб Мамардашвили называл «корнем личной заинтересованности». Своего рода ключ зажигания, который касается либо твоей памяти, либо твоей сегодняшней ситуации. Я прочитал эту пьесу и сказал: «Замечательно, да!».

- А в чем заключается этот корень личной заинтересованности для вас?

- Во-первых, пьеса классическая, это совпадает с моими режиссерскими предпочтениями. Думаю, она во многом инспирирована «Тремя сестрами» А.П. Чехова, и это интересно. В тексте Симонова есть упоминания по этому поводу, чувствуется, что он, скорее всего, был потрясен спектаклем «Три сестры» Немировича-Данченко и, как драматург, был под огромным влиянием Чехова. Поэтому пьеса «Так и будет» во многом создана по чеховским стилевым законам. Это русский психологический театр, это мне близко, хотя я ставил не только такие пьесы, но и вещи, которые требуют формальных режиссерских ходов.

Во-вторых, что касается сути пьесы, в ней, так сказать, «не квадратный», очень непростой конфликт, и он замечательно показан. Полковник Савельев, который в первые дни войны потерял всю семью, приезжает с фронта в отпуск в свою московскую квартиру. Вдруг оказывается, что здесь уже живут другие люди, потому что все считают, что он погиб. Читатели ожидают суровых коммунальных разборок, но эти чужие люди изначально рады Савельеву: рад академик, который живет в его квартире, дочь академика влюбляется в этого полковника, к нему приходят друзья… Все ему рады, в чем же тогда конфликт?

У Арсения Тарковского есть такая потрясающая строчка в одном из стихотворений: «Как я хотел вернуться в до-войны». Удастся ли Савельеву внутренне вернуться в до-войны?

В более узком смысле конфликт персонализируется в истории любви дочери академика Оли к Савельеву: сможет ли он ответить на эту любовь? У них разница в возрасте, он потерял семью, три года воевал. Удастся ли ему сбросить с плеч весь этот груз лет и потерь? Мы все знаем по опыту жизни, что в одну воду не войдешь дважды. Как писал Шпаликов: «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места». А каждый из нас хочет все равно вернуться к себе прежнему, более беззаботному и счастливому. Я люблю такие конфликты, у меня многое связано с такого рода возвращениями, с их невозможностью, с этой сладкой болью, а часто и несладкой.

И в-третьих, эта пьеса актуальна именно сейчас. На нас на всех оказали огромное влияние 2022, 2023 годы и все, что с этим связано.

- Вы отмечаете, что Симонов следует традициям чеховских пьес. Он написал пьесу «Так и будет» во время войны, но в финале уже присутствует ощущение света, Победы. У Чехова редко встретишь светлый финал...

- Да, у Симонова все-таки действие происходит летом 1944 года. Уже всем было ясно, и в Советском союзе, и на Западе, и в Германии, как закончится эта война, но никто не знал, когда она закончится. Ее продление так или иначе было связано с жертвами, поэтому в пьесе есть одновременно и свет, и боль ожидания, чаяние необходимости как можно быстрее приблизить Победу. Но превалирует, конечно, этот свет. У Чехова есть знаменитый «звук лопнувшей струны». Это не только про уходящее время, это еще и про надежду, порыв в будущее. То же самое можно сказать и о пьесе Симонова «Так и будет».

- Как бы вы определили жанр будущего спектакля? Это вроде бы лирическая история, но этим пьеса не исчерпывается.

- Конечно, это не чистая мелодрама, это что-то между мелодрамой и психологической драмой. Чего будет больше, пока сложно сказать. Если снова соотносить с Чеховым, то пьеса Симонова опять-таки ближе к «Трем сестрам», это психологическая драма, но в которой особенно важна именно любовная линия. Я про «Три сестры» неслучайно вспомнил. В пьесе Симонова есть отсылки, герои собираются на спектакль и можно понять, что это именно «Три сестры», игравшиеся тогда во МХАТе. Как я уже сказал, пьеса, на мой взгляд, выросла из Чехова, из «Трех сестер» в частности.

- Пьесу «Так и будет» ставят нечасто, но сегодня можно увидеть ее разные прочтения, от классического решения до белого кабинета с мультимедиа. Вы все-таки работаете в классическом ключе?

- Выбор режиссерского хода зависит же в том числе и от профессионального мировоззрения, от подхода человека к тому, что есть режиссура. В какой-то момент я ответил для себя, что не должен специально провоцировать зрителя, имея сколь угодно благие намерения. Спектакль не должен быть полем моего самовыражения. Надо проявить текст, постараться, насколько это возможно, быть конгениальным автору. И в этом смысле каждую пьесу нужно открывать теми ключами, которые для нее наиболее подходят. И никто не знает заранее, какие ключи подойдут, это выясняется эмпирически.

Скажем, современный подход к Достоевскому мне очень нравится. Я смотрел несколько спектаклей, где герои как раз помещены в абсолютно искусственную среду, с помощью мультимедиа технологий или за счет аскетичной сценографии, декларативного способа подачи текста. Это оправдано, когда режиссеры стараются проявить драму идей. А пьесы чеховского типа таким ключом не нужно вскрывать, это их обеднит. Здесь есть идеи, но дело не в них. А в чем тогда?

Без преувеличения, одним из действующих лиц (возможно, главным) всех пьес Чехова является время. Знаменитое «люди едят, пьют чай, носят свои пиджаки, а в это время рушатся их судьбы». У Бродского про это же в еще более жёсткой манере сказано: «Это – время тихой сапой убивает маму с папой». Это, конечно, развитие именно чеховской традиции. И в этой связи само протекание времени, существование человека в нем, является, во многом, основой чеховской театральности. Ткань театрального зрелища по Чехову состоит из ритмически организованных, разных по звучанию диалогов, пауз. Все это – постановочная музыка, которая происходит прямо перед нами, мы участвуем в ней.  Судя по всему, она была гениально проявлена в спектакле Немировича-Данченко, и Симонов это видел. В театре сложно добиться подобного эффекта ощущения протекания времени, но если удается, то он обладает своей поразительной магией. Мы, конечно, тоже будем стараться к этому приблизиться.

- Слышала мнение, что таких героев, о которых пишет Симонов, в современной жизни не встретишь. А вы как смотрите на героев пьесы - они «идеальные» или вполне соприкасаются с нами современными?

- Сложный вопрос, дело не в героях, не в их прототипах. Я не думаю, что люди радикально меняются, хотя, конечно, время накладывает свой отпечаток.  Но в экзистенциалах своих люди такие же – что сейчас, что во время Бориса Годунова. Меняется культура, меняется стиль коммуникации, еще что-то. Дело скорее в способе отображения всего этого, дело не в людях, а в самом искусстве. Где-то в середине-конце восьмидесятых годов к нам пришли с Запада идеи «смерти автора», отказа от логоцентризма, от нарратива, и мы начали в это играть, повторять то, что представлялось как революция в искусстве. Но и там, на Западе, эта революция ни к чему радикальному не привела, просто многое стало воплощаться на сцене через жизнь тела, пластику, ведь надо же как-то выражать мысли. А в России это тем более не стало чем-то значимым, потому что у нас предельно логоцентричная страна. Нам не нужно отказываться от повествования, от традиционного театра, надо развивать его, но это трудно. Ведь часто неумелость в драматургии, неспособность выстроить театральный конфликт, рассказать длинную историю выдается за что-то новое, за какое-то особенное клиповое мышление. Поэтому я считаю, что не люди, не герои пьес изменились, а дело в том, что мало авторов, которые могут в такой традиции работать и развивать ее, раскрывая глубокий конфликт. Хотя я убежден, что путь русского театра лежит именно в этой плоскости.

- Часто в ваших постановках очень интересно «работает» музыкальное оформление. Каким оно будет в будущем спектакле?  

- Когда-то меня поразил ответ Камы Мироновича Гинкаса, великого режиссера и моего театрального учителя, на вопрос: «Как вы подбираете музыку к спектаклям?». Он ответил гениально, в своей манере: «Я ее беру с полки и даю звукорежиссеру». Естественно, интервьюер подумал, что это какая-то странная шутка... А с годами я понял: речь идет о том, что музыка должна как бы сама «прыгнуть» на тебя. Нельзя сидеть и думать, здесь так, а здесь так, или бесконечно пробовать. Когда ты настраиваешься, работаешь с пьесой, актерами, ты чувствуешь какую-то энергию, и из этого ощущения начинает приходить музыка. Раз – и ты ее слышишь. Или в автобусе услышал, или вдруг вспомнил. Бывает, музыки до последних репетиций нет, так у меня было со спектаклем «Перемирие». А бывает, что она возникает сразу, как только читаешь пьесу. Так было с пьесой «Весы» Е. Гришковца о том, как мужчины в приемном покое роддома ждут рождения детей. В пьесе много юмора, разговоров, тонкие паузы, и надо было положить на это гениальную, чистую, светлую музыку. И я сразу понял: тут нужен Бах, Ария на струне соль, она очень возвышенная, а что еще может быть возвышеннее события, когда женщина рожает твоего ребенка, а ты ждешь его появления на свет?

Первые показы спектакля «Так и будет» пройдут на сцене театра «Галерка» 5, 6, 7 апреля. Желаем успехов постановочной команде и ждем премьеры!

Автор - Анна Зернова.