«Подростки говорят, а взрослые, наконец-то, слушают» - Театр.doc показал спектакль в жанре вербатим

10:38 19 июл 2022

6hzusrpiukg.jpg

В рамках II Фестиваля независимых театров «Ещё один» в Омске показали спектакль «Будущее.Doc». Это постановка московского «Театра.Doc».

В основе спектакля лежат монологи ребят из 15 разных городов мира. Чтобы понять и отразить образ современного подростка, было записано полсотни интервью с парнями и девушками 13–17 лет. Они рассказали о личных проблемах, о своих взглядах на политику, желаниях, травмах и видах на будущее.

Спектакль сделан в технике headphone verbatim (дословно — «вербатим в наушниках»). Технология пришла из Лондона, и эта постановка — первая в России, сделанная в этой технике. Как это выглядит. Артисты выходят на сцену, каждый по очереди представляется своим настоящим именем и говорит пару слов о себе. Затем они надевают наушники, и спектакль начинается – монологи в наушниках артисты транслируют зрителю в живом времени. Здесь нет актерской игры в ее привычном понимании, это воспроизведение, проживание другого человека. Артисты стараются передать не только текст, но и интонации, дыхание того человека, чей голос они слышат.

В спектакле каждый раз участвуют новые исполнители. Чтобы принять участие, не обязательно быть актером, достаточно изъявить желание. Репетиций нет, текст не учится и даже не читается заранее. Костюмы не подбираются, каждый одет во что хочет и двигается по сцене, как считает нужным. В Омске на сцену вышли: Зара Демидова (ЦСД-Омск), Ярослав Максименко (ЦСД-Омск), Полина Кремлева (ЦСД-Омск), Анастасия Максименко (Лицейский театр), Алексей Горбунов (Театр кукол «Арлекин»).

Режиссер Дмитрий Соболев рассказал, как собирался материал и почему спектакль не перестанет быть актуальным.

 

dsc_6611_1.jpg

на фото: Дмитрий Соболев

Сколько часов было отснято?

Всего 48-49 интервью, в среднем каждое примерно по полтора часа. Это очень много, что-то переслушивали, что-то сразу отметалось. Понятно, что в интервью всегда есть какой-то разгон, общение. Надо ещё рассказать, что мы делаем, что за спектакль. На минуте 20й-30й начинаешь выуживать какие-то классные вещи. А бывает, что человек открывается только под конец.

Когда, на твой взгляд, текст этого спектакля перестанет быть актуальным? Время стремительно, подростки меняются.   

Модульная структура спектакля позволяет нам в любой момент какой-то монолог убирать и заменять его на другой. Периодически мы обновляем спектакль. За три года остался основной массив текста, чуть меньше половины мы заменили. Ещё несколько показов назад я думал, что все безбожно устарело. А потом случаются какие-то события, играется спектакль и, оказывается, текст снова актуален. На разные моменты монологов мы начинаем смотреть по-другому. И потом – спектакль ситуативный. У нас все время разные актёры. Классический состав – это два парня и три девушки. Потом мы берем, например, пять девушек или чуть больше парней и из уст человека другого пола какие-то вещи вдруг начинают звучать по-другому. Я думаю, что спектакль не устареет, главное не дать ему запылиться и обновлять хотя бы чуть-чуть. У нас уже есть классные интервью, которые до сих пор так и не вошли в спектакле по причине нехватки времени. Если бы это был просто текст, то его было бы легко расшифровать и вставить. А здесь техническая задача, вырезать здесь, вырезать там, смонтировать.

Как выбирается то, что нужно заменить?

Вот это сложно, потому что на самом деле все истории для меня любимые. Я почти наизусть знаю спектакль, я все сам собирал, монтировал. Но есть отрывки, от которых лично я устал и мне кажется, что они уже не работают. Или какие-то вещи, которые можно подсократить. Или какие-то куски, которые как будто в другой степени повторяют сказанное другими. Есть смысловые штуки, которые можно просто заменить. Интервью мы продолжали и продолжаем брать. Правда не все из них обработаны. Например, я понимаю, что у нас в тексте есть парень, который говорит про Бодрийяра, Декарта и Платона. И попадается такой же начитанный умник, и он расскажет совершенно по-другому, но в моём представлении место для этой типажности занято. В конструкции самого текста и в структуре спектакля есть определенная свобода. Главное не лениться и по чуть-чуть обновлять, обновлять, обновлять. Но надо, чтобы спектакль жил.

В начале показа ты сказал, что это тот момент, когда подростки говорят, а взрослые, наконец-то, слушают. Когда ты был подростком, тебе этого не хватало?

С 9 по 11 класс я учился в школе, где мы полдня делали проекты, занимались в разных мастерских, а часть дня была отведена общеобразовательным предметам. В то время я был не совсем хулиган, но с шпаной во дворе общался, и мама мне говорила: «Я тебя отдам в интернат, ты там будешь делом заниматься и учиться с 9 до 21». В итоге я сам пошёл в школу с 9 до 21, но мастера и учителя этой школы в какой-то степени заменили мне родителей. Они меня слушали, работали со мной. Мне 32 года, у меня очень упрямые родители, с ними бывает невозможно. Мама может спросить совета, но ей неважно, что я отвечу, она уже решила. Все моё взросление было так. Я говорю: «Мама, пойдём в бильярд играть», я умею», мне говорят: «Нет, ты не умеешь». Меня конкретно много где не слышали, но были люди, помимо родителей, кто слышал. Поэтому я понимал, что высказываться – это нормально. Конечно, спектакль «Будущее. doc» про знакомые мне травмы. Отбор материала проходил, в том числе? через призму моих, как говорил Михаил Угаров, переломах. Есть же серия вопросов в документальном театре, о которых говорил  Угаров. Да даже в нашем спектакле один из монологов начинается со слов: «Да, меня ломали, я из-за этого перешла в новую школу». Расскажи, как тебя ломали. Для меня важны именно эти истории переломов, травм, потому что они самые складывающие личность. Никому не интересно слушать философские размышления о том, как надо заниматься саморазвитием и не быть быдлом, а интересно слушать истории про то, что реально изменило твою жизнь. И они, так или иначе, связанны с каким-то непониманием.

uy-_muzosym.jpg

Была обратная связь от зрителей, которая тебя удивила?

Меня удивляет, что первое время докапывались, что подростки так не говорят, мол, слишком умная классная речь. А на другом показе нас ругали – «что за маргиналов вы набрали, они не так говорят, они умнее!». Совершенно полярные мнения. Ещё был момент, который меня поразил. На один из показов пришел огромный мужик, он досмотрел до конца и говорит: «Где здесь про счастливое детство? Вы не понимаете, детское время – это когда нет работы, тебе все дают родители, ты бегаешь, там все светлое, и деревья высокие, и все это прекрасно». Для меня самого был вопрос, откуда у него это взялось. Но одним из исполнителей в тот день была психолог, социолог и психотерапевт Зара Арутюнян. Она рассказала, что у взрослых есть мифология счастливого детства, что всё было хорошо. Но попробуйте вспомнить, как вас раздражала каждая двойка, как вы боялись, что девочка или мальчик не так посмотрел,  а как парень боялся, выходя из школы, что старшаки его побьют. Было много острого восприятия реальности, когда мир вокруг страшный и непонятный. И только когда мы вырастаем, мы думаем –  вот сейчас столько работы, а раньше было классно. Это психологический эффект замещения. Для меня такая реакция зрителя была, наверное, самая интересная. Не надо воспринимать, что есть поломанные подростки, а есть счастливые подростки и мы говорим либо про тех, либо про других. Нет, все сложнее. Надо помнить, что подросток намного импульсивнее и острее чувствует реальность.

Из историй спектакля меня сильно зацепило, как девушка рассказывает, что мама укоряла её за уроненную ложку. Ведь для взрослого это две секунды, а подросток помнит и потом рассказывает вам.

Вообще в документальном театре очень важны детали. Мы делали сейчас в Омске «Театр горожан», собирали истории про клуб «Атлантида». Я просил вспоминать именно детали. Во что одевались, какой алкоголь пили – самое дешёвое пиво или второе по дешевости, какая музыка играла. В деталях все кроется. И ложка – это очень важная деталь. Это было прямо в моменте. Мы задали вопрос, мол расскажи, какие у тебя с мамой отношения. А она: «Мы уже неделю не общаемся с мамой из-за того, что ложка упала, а мама подумала, что я её кинула». Это же явно история про непонимание, про нарушенный диалог. Как можно не говорить из-за чайной ложки? Как вы за неделю не могли договориться? Упала она или не упала, вы неделю не разговариваете из-за ерунды! У меня в голове такие истории остаются яркими пятнами.  

Кого не ругали в детстве за небранную ложку или не поставленную на место чашку, не помытый стакана. Не знаю, мне кажется, часто родители заняты своими делами, а на детях как бы срываются. Или компенсируют, мол, я работаю, а сейчас надо час уделить своему ребенку, пойду срочно займусь им. Как? А вот так – «уроки выучил?», «не прибрался, приберись». Повоспитал, обнял и всё. Ну, невозможно в концентрированном виде так делать.

m0i3eshy5xu.jpg