Рубрика «Мы – ОМСК». Карина Кислицина

Не лови

На иголках – бабочки. Не взлететь.

Соберём коллекцию до конца.

В босоногом детстве глазам гореть –

В пол-лица.

Ловим их ладошками да сачком,

У тебя всё спорится. Я с тобой.

Мне упасть с разбега бы да ничком,

С головой

В разнотравья зелень да в маков цвет.

Где пыльца касается, золотит.

Было детство яркое. Больше – нет.

Лишь болит

Голова… В рассветы бы, да вдвоём…

Босиком, с ромашками в кулачках.

Я всё помню… Солнечный окоём…

Ночь в зрачках –

Отпечатком прошлого. Рвётся нить.

Хоть давно и выросли, но никак

Осознать не хочется, пережить.

В полумрак

Я падаю. В страшный сон.

Метров пять от стоп моих до земли.

Вырастать не хочется. В горле – ком.

Не лови.

Случай в ноябре

Соседка сверху говорит, что руки стынут.

– Не топят! – сокрушается она, –

И пригорела каша, пока сыну

Звонила жаловаться с самого утра.

Не топят! Но ругаться – не умею...

А сын с семьёй уехал на Пхукет…

Он мне советует одеться потеплее

И говорит – на разговоры денег нет.

…Меня давно всё затопило в этом мире:

Кредит (три миллиона за квартиру),

Дела и неоплаченный налог.

И это всё так нагло, торопливо

Меня по самые серёжки затопило,

По самую макушку залило,

Но!

Я смотрю на этот одуванчик божий,

На этот свет в глазах её тревожных,

На клетке лестничной стою с ней и молчу.

И мысленно желаю одного:

Пусть в её жизни будет самым страшным

Сквозняк в квартире… Не сгорает каша.

И пусть звонит почаще её Саша.

И больше не хочу я ничего.

А любовь моя…

А любовь моя беззащитна перед тобой.

А твоя любовь поглотит как живой огонь,

Все мои печали. И все тревоги.

Затрещат сомнения, как слабые позвонки,

Струны выпрямятся, откроются все замки,

Станут ровными все дороги.

И любовь моя станет крепка, высока, светла.

А мечта – простая как дважды два:

Дом, река, собака и лес у дома.

И лет -цать спустя настолько срастись, что слова

Станут лишними. Лёгкою – голова,

Ну, а прошлое – незнакомо.

Я тебя – очень...

Помнишь, смеялось небо, светились звёзды,

Плескалось море?

Сверкало лето и пело сердце от наших с тобой историй.

Море в ушные втекало, шептало и спать мешало,

Я тобой – мало.

Скоро пройдёт октябрь, my darling, скоро, ещё неделя –

Сменятся планы, ориентиры, границы, причины, цели.

Небо из включенных васильков перетечёт

В режим обесточенный.

Я в тебе – прочно.

Пусть скоро зима – время, где ноют раны, темнеет рано,

Пусть станет всё эфемерным, чужим,

Непонятным, странным.

Пусть лопнет немое, больное небо, прольётся белым.

Я с тобой – смело.

Сквозь горы и города, реки, поля и страны,

Сквозь разговоры, лица, письма на иностранном.

Сквозь килогерцы и километры, выстрелы двоеточий

Я тебя – очень…

***

Так жарко, что лишь хочется к реке –

Расплавлено сознание в июне.

И мысль ленивым тельцем в гамаке

Лежит, играет песню не свою. Не

Дрогнут струны в водяной тиши,

И так спешишь по вечерам в её прохладу,

Что босиком вдоль берега бежишь,

И кажется, что большего не надо.

А небо цвета незабудок полевых

Внезапно мимикрирует в индиго,

Наденет ночь на плечики луны

Тумана невесомую тунику.

И ты вдохнёшь волшебный летний аромат,

И закружится голова от неги,

Так, помнится – семнадцать лет назад

Ты маленьким, растущим человеком

Бежал в руках с ромашкой полевой,

Вдыхая трав душистых горькие коктейли.

И накрывало небо с головой,

И птичье пение – волшебною свирелью

Звучало. Добежав до берега реки,

Ты падал в омут изумруда разнотравья,

И дождь… Рисуя на воде круги,

Шептал, что сбудутся заветные желания…

***

У меня, кроме тебя, так и не было лучше друга,

И стремится сердце к тебе, как ласточки на юга…

Как-то неровно и робко дышит моя о тебе строка,

Замерзают пальцы... Зима... Слышно, как плачет вьюга,

От мороза яблонь раздетые ветки по окнам упруго…

Так бы Иордан вмерзал в свои берега…..

У меня, кроме тебя, на всем свете лишь твоя проза,

Да и то, ты не пишешь, а так… Мыслями по губам…

И меня так пугает разбросанными быть по углам,

Невозвращёнными быть навсегда и угроза,

Что как-то подаренную мне тобой розу

Съест до начала лета моя тоска….

А помнишь, во всём ты просил моего совета?

И, казалось тебе, что я знаю на свете только лишь истину,

Ты рисовал на моей спине пейзажи тонкими кистями...

А на хрупких плечах у дождливого грустного лета,

Я тебе одному посвящала свои куплеты,

И мечтала о солнце под пледом, сотканном листьями….

И стираются в памяти метки, превращаясь зачем-то в кресты...

А метель заметает дороги к тебе, как всегда – некстати.

Но мне целого мира одной без тебя не хватит,

И если по венам твоим не я уж давно теку, то – прости…

И не зови меня больше своей «путеводной».

Пожалуйста, хватит. Я ведь сама еще в прошлой жизни сбилась с пути…

На подоконнике

Зелёный чай и дольки апельсина

Как будто улыбаются на блюдце.

Я ангелов леплю из пластилина,

Они – смеются.

Им покрываю крылья серебром,

Один уже готов. Красивый.

Зима разлита на дорожке под окном

Бочонком сливок.

А в небе, словно в сказке, – облака,

Плывут, причудливые, в форме слоников,

Спокойно так… в твоей руке моя рука,

А рядом ангелы сидят…

На подоконнике…

Говорила бабушка...

Говорила бабушка: «Будет хлеб» –

И замешивала руками тесто.

И в душе её любой человек

Находил и тепло, и место.

Говорила бабушка: «Будет Бог».

Бог пришёл и позвал её за собой.

И на донышко у часов песок

Перетёк зимой.

А за белым окном шёл такой же снег,

Белый, как мука на подоле.

Обрывалось что-то у нас навек –

Нестерпимо больно.

Говори же, бабушка, говори,

В колыбели ласково мир качая.

И живи же вечно у нас внутри.

Беспечально.

Общего – ничего

Это не я молчу. Это ты не слышишь.

Март обнимает солнцем дома и крыши.

Я поднимаюсь выше, ещё чуть выше,

Город распластан тающей пятернёй.

Воздух горчит немного. И ты им дышишь.

Жаль лишь, что не со мной.

Общие улицы тают, бегут ручьями.

Полнятся радостью, светом и голубями,

Яркими куртками, шляпами и плащами,

Только пусты они без тебя.

И я стою, как потерянный плюшевый заяц –

Наружу швами,

И остро желаю тебя обнять.

Сны перестали быть и казаться вещими,

Я состою из воронок, узлов и трещин,

Молча пакую мысли, как старые вещи,

Выбрасываю в окно.

Город смеётся, танцует, лучами блещет,

Ветвями яблони на ветру трепещет,

Жаль, что теперь, кроме города,

У нас общего – ничего…

Поэтово

Поэт идёт. Весной согретый, и

Ему – поэтово. Поэтому

Он излучает столько света и

Простого счастья изнутри.

И красный шарф на шее мается,

Как будто вырваться пытается

Навстречу ветру. Улыбается

Поэт. И ускоряет ритм.

Поэт идёт. Ему – поэтово.

Поэту даже фиолетово,

Что столько времени до лета.

Он наслаждается весной.

Танцует польку дождь на крышах,

И так легко апрелем дышится!

Что столько светлых строчек пишется

Его поэтовской рукой.

***

Ты спишь и видишь: солнца белый свет,

Деревья – высоки, тонки их хрупкие колени.

И в школу вновь идти, но почему-то лень, и

Прикинешься, что – кашель... В тёплый плед

Закутаешься. Смотришь сквозь ресницы,

Как с неба падает новорождённый снег,

И незаметно засыпаешь. Море снится

В твои неполные двенадцать лет.

И просто – всё. Вся жизнь ещё проста.

Вот паучок плетёт квартиру между рам и –

С работы скоро возвратится мама,

Опять устав.

Ты спишь и видишь: света больше нет.

И ты – совсем-совсем уже большая.

И за окном – не снег, а птичья стая

Твоих наполненных (скольки-то с лишним) лет.

И знаешь ты, как больно умирают

Те, с кем любимых больше нет.

И сложно – всё. Вся жизнь теперь сложна.

И к дням (как к пенсии) прибавка меньше стала.

Всё чаще у тебя гостит усталость

И всё короче года времена...

И море снится реже, голос – тише,

На месте паучка – стеклопакет.

Глазами ищешь снега силуэт,

Но он там – лишний.

Бог спит и видит: ты совсем мала.

Настолько, что на вырост даже детство.

Что Бог и сам – ещё спокойно спит младенцем

В твоих руках...

Не бери больше никого

Детям, погибшим в ТЦ «Зимняя вишня»

I

Рыжее небо. Чёрное небо.

Где-то уже – внизу.

А тут – новые кубики и батут.

– Мама, мама, у кресел – мягкие спинки

И много света.

Нам интересно тут!

Чёрное небо. Рыжее небо. Дымом сытое.

И алеют на грязном снегу:

Красные шарики, зимняя вишня...

– Мама, мама, почему двери закрытые,

Через которые мы не вышли?

Мир земной обрёл теперь новый берег.

Мир, в котором уже никогда не получится стать большим.

– Мама, мама, у нас тут открыты двери,

Через которые мы вошли.

II

Смерть заходит, вздыхая, в пахнущем гарью халате,

Смотрит в глаза: растерянно и тревожно.

Молча садится с матерью рядом, на край кровати,

С лицом, по цвету бледнее, чем молоко.

– Полно, Господи, сколько можно.

Хватит, Боженька, хватит.

Хватит.

Не бери больше никого.

***

Январь с тобой играет в лысый лес,

И ты и сам как будто бы исчез,

Как та листва, что землю укрывала.

И там, вдали, такое всё ничьё,

Что кажется – твоё, твоё, твоё,

Как Бог, как свет. И – мало, мало, мало...

И пьёшь тот свет, и Бог тот свет берёт

И льёт тебе на плечи, в руки льёт…

И долго так стоишь под этим ливнем.

И веришь, что ты вечен (вот вам крест!),

Ты – вечен, даже если ты исчез.

Как Бог, как мир, как истина, как имя.