О наших поэтах. Аркадий Кутилов

13:27 29 Май 2020

poety_spetsproekt_29_maya1_0.jpg

Аркадий Кутилов

«Я был… был… был…»

 

Адий (Аркадий) Павлович Кутилов родился 30 мая 1940 года в деревне Рысья Иркутской области. В 1946 году,  после смерти отца, с матерью и братом переехал в село Бражниково Колосовского района Омской области. С 17 лет всерьёз пишет стихотворения.

Во время службы в армии стихи Кутилова обсуждаются на литературном семинаре у поэта Александра Трифоновича Твардовского. Позднее вместе с группой сослуживцев выпивает технический спирт и едва выживает. Другие солдаты умирают. Позже Твардовский будет вспоминать талантливого солдата, умершего от отравления. Как говорят исследователи, о том, что парень выжил, Александр Трифонович так и не узнает. 

Случившаяся трагедия навсегда оставила отпечаток на психике молодого человека. Вернувшись из армии он несколько месяцев трудится корреспондентом районной газеты «Вымпел», однако, вскоре оказывается уволен за пьянство. Судьба мотает его от радостей к горестям. В 1965 году – первая публикация в газете «Молодой Сибиряк», что считается большим событием в жизни начинающего поэта, а в 1967 году у Кутилова умирает мать.

С женой Лидией и сыном Олегом он перебирается в Иркутскую область, где пишет цикл «Рассказы колхозника Барабанова» (полностью его опубликуют лишь в 1989 году в альманахе «Итрыш»), а затем возвращается в Омскую область. 

После чреды трагических событий: смерть матери и брата, развод с женой и т.п., Кутилов превращает свою жизнь в бунт против социальной системы.

Сам Кутилов рассуждал о своём творчестве так: «Мои рисунки и стихи – это откровенная профанация искусства. Ещё Вольтер говорил: «Чтобы скомпрометировать нелюбимое дело, нужно довести его до абсурда». Я не люблю все виды искусственности, и как результат – мои дикие матерщинные произведения».

В биографиях Кутилова пишут: « оказавшись невостребованным как литератор, он постепенно начинает вести бродяжнический образ жизни, превращаясь в бунтаря и странника». Поэт живёт на чердаках, в подвалах, в теплотрассах. Зимует в психиатрической лечебнице (порой принудительно, порой - чтобы найти кров и пропитание). Поэт замечает: «Дурак – это надолго!» – говорят врачи. Я под этим щитом живу уже 39 лет. Позиция не совсем удобная, но даёт одно преимущество: и с уборщицами, и с министрами я разговариваю одинаково»

 Стихи, написанные на обрывках бумаги, меняет на выпивку и еду, раздаривает случайным людям. Многим позже Геннадий Великосельский и поклонники творчества поэта соберут часть этих текстов.

В июле 1985 года Аркадий Кутилов обнаружен мёртвым в сквере возле Омского транспортного института.    

Кутилов сегодня – культурный бренд Омской области. Его, как и Егора Летова всяк пытается описать со своих мироощущенческих позиций. Одни уверяют, что именно они поняли Кутилова, верно вчитались между строк. Другие отвечают, что, поняли-то они, а не те, другие.

Автор текста песни «Омские улицы», поэт и публицист Михаил Сильванович в 2008 году вспоминал: «Будучи редактором газеты «Молодой сибиряк» и, к тому же, литератором, я не раз пытался «приручить» Аркадия, встречая его как всегда в неприглядном виде. Я говорил ему: «Адик, назови день и час, когда ты сможешь зайти ко мне в нормальном виде в редакцию, – поговорим о стихах, кое-что отберём для газеты».  <…> Но каждый раз на мои приглашения поэт взмахами рук, какие обычно делают при падении на спину, отгораживался от меня. Был даже случай, когда он, взяв меня за галстук и сердито глядя в глаза, проговорил: «Сними вот это – ненавижу». Было понятно: он ненавидел… мой галстук как признак иного, чем у него, стиля поведения».

В книге «От христовой росы» поэта Юрия Перминова есть очерк о знакомстве с Аркадием Кутиловым. Тогда молодого подвыпившего поэта Перминова задержали на улице сотрудники милиции. Вот как он описывает своё появление в камере предварительного заключения: «Вижу, сидит в углу мужик на корточках, в каком-то рубище, с месяц нечёсаный и немытый, и, стараясь не обжечься, затягивается огрызком папиросы. Вот только весь его облик так и «пышет» самоуверенностью, граничащей с наглостью. Типа бывалый урка. А я - студент филфака, завсегдатай областного литобъединения, но - впервые оказавшийся под милицейским замком. <…> И тут мужик грубо, по-блатному растягивая слова, выцеживает: «Ты кто такой, фраер?» Ну я и «вылепил» в ответ, оскорблённый интонацией «зачуханного бомжа»: «Великий русский поэт, вот кто!» Понятно, если высчитал себя таковым на самом деле, меня надо было бы помещать вовсе не в «обезьянник», а в психлечебницу, но очень уж захотелось хоть чем-то уесть наглого «синяка».

И тут произошло неожиданное... Мужик - улыбнулся, и с доброй смешинкой в голосе, уже «по-человечески» произнёс фразу, после которой из меня улетучились последние алкогольные нары: «А я тогда кто?»...»

Сейчас творчество Кутилова известно по всему миру. Его стихотворения переведены на английский язык и включены в академическую антологию «Русская поэзия XX столетия», изданную в Лондоне. Но путь к читателю у Кутилова был долгий и непростой. И начался он уже после смерти поэта.

В 1990 вышла из печати книга «Провинциальная пристань». Составителем выступил друг поэта и знаток его творчества Геннадий Великосельский, редактором стала поэтесса Татьяна Четверикова, а вступительную статью написал поэт Владимир Макаров. Без преувеличения целая плеяда звёзд омской культуры собралась, чтобы открыть перед нами талант большого поэта.

В 1998 году увидела свет книга «Скелет звезды», в которой были собраны стихотворения и рисунки Кутилова.

Побывавшего с концертом в Омске Евгения Евтушенко омичи быстро «взяли в оборот» и начали читать ему стихотворения Кутилова. Пораженный силой творчества омского таланта, вскоре сам Евтушенко стал ярым пропагандистом кутиловских произведений, включив его стихи в антологию «Строфы века».  Евтушенко говорил о Кутилове, что это был «абсолютно свободный человек в несвободной стране». Нельзя не согласиться с Евтушенко, что Кутилов всегда будет актуален:

Чтоб не разжечь в державе ссору, 

вручает поровну страна

и патриоту, и филеру

одни и те же ордена.

В 2005 году вышла из печати подготовленная Марком Мудриком хулиганская книга «Город кенгуру», в которую вошло множество стихотворений, которые при других обстоятельствах никогда не увидели бы свет: исполненные едкой сатиры и желчной злобы, нарочитого гротеска и пошлости. Непричёсанный, нахальный и злой Кутилов предстал в этой книге во всей красе и во всём безобразии (каждый пусть решит сам).

В 2017 году вышла книга «Памятник моей усталости», изданная фондом «Духовное наследие». Выход этой книги стал важным культурным событием для омского региона.

На презентации поэтесса Татьяна Четверикова сказала: «Сейчас часто говорят, что он жил, такой талантливый, а его не замечали. Неправда! Его заметил Твардовский, его заметил Николай Рыленков. Его напечатали в 60-х годах в сборнике «Тропинка на Парнас», который выходил в «Молодой гвардии». Потом его без всякого образования принимают в районную газету, потом на телевидение. А он отовсюду уходит. У него свой путь, свои представления».

Он именно такой – противоречивый, ироничный,  лиричный и ершистый. Понятый ли нами до конца? Кутилов писал, что цель человеческой жизни – как можно дольше сопротивляться обстоятельствам, а в стихах замечал: «Самим собой? А каким надо быть?». Он снова и снова заставляет нас копаться в самих себе, понимать себя и его заодно.  

Выпуск «Литературного Прииртышья» об Аркадии Кутилове: «Я был… был… был…»

 

* * *

А в детстве все до мелочей

Полно значения и смысла:

И белый свет, и тьма ночей,

Крыло, весло и коромысло...

 

И чешуя пятнистых щук,

Цыпленок, коршуном убитый,

И крик совы, и майский жук,

И луг, литовкою побритый.

 

Как в кровь — молекула вина,

Как в чуткий мозг — стихотворенье,

Как в ночь июльскую — луна, —

В сознанье входит точка зренья.

 

* * *

Заря, заря, вершина декабря...

В лесах забыт, один у стога стыну.

Встает в тиши холодная заря,

Мороз, как бык, вылизывает спину.

 

Качнулась чутко веточка-стрела,

И на поляну вымахнул сохатый...

И, падая на землю из ствола,

Запела гильза маленьким набатом...

 

Заря не зря, и я не зря, и зверь!..

Не зря стволы пустеют в два оконца...

И, как прозренье в маленькую дверь,

Через глаза в меня входило солнце!

 

* * *

Назло несчастьям и насилью,

чтоб зло исчахло наяву,

Земля придумала Россию,

а та - придумала Москву.

 

И вечно жить тебе, столица!

И, грешным делом, я хочу

стихом за звезды уцепиться,

чтоб хлопнуть вечность по плечу.

 

Живу тревожным ожиданьем,

бессонно ямбами звеня...

Мой триумфальный день настанет:

Москва придумает меня!

 

* * *

Жует, сопит и топчется,

сморкается в кулак...

Толпа - еще не общество,

хоть над толпою - флаг.

 

* * *

Река сентябрем освистана...

Уеду по сентябрю.

Провинциальной пристани

полмесяца подарю.

 

Просроченные билеты,

и в зале полно гостей...

На стенках молчат поэты

четырнадцати мастей.

 

Носатые и курносые, -

великие, как один, -

и бежевые, и розовые,

лохматые и причесанные -

молчат с голубых картин.

 

А в жизни... Свеча грошовая

на выщербленном столе,

да рядом - еда дешевая,

да рукописи в золе...

 

От бледности предрассветной

рельефно остреет нос,

ведь он не всегда победно

раскачивается средь звезд...

 

Унылый, как диаграмма,

как показатель краха...

А драма - всего и драма,

что славы пока ни грамма

да порванная рубаха.

 

...А лет через двести-триста

плюс-минус какой-то год)

провинциальную пристань

обрадует пароход.

 

(Такой пароход обычный,

такой искрометно-зычный,

возможно, исконно русский,

а может, и заграничный).

 

Он мыкнет гудком ей издали,

дымище взовьет кольцом

и в грудь зарыдавшей пристани

уткнется моим лицом.

 

* * *

Стихи мои, грехи мои святые,

Плодливые, как гибельный микроб…

Почуяв смерти признаки простые,

Я для стихов собью особый гроб.

 

И сей сундук учтиво и галантно

Потомок мой достанет из земли…

И вдруг–сквозь жесть и холод эсперанто–

Потомку в сердце грянут журавли!

 

И дрогнет мир от этой чистой песни,

И дрогну я в своем покойном сне…

Моя задача выполнена с честью:

Потомок плачет.

Может, обо мне…

 

ЭТАЖИ

 

 В твоей измученной душе

темно на первом этаже…

В шестнадцать лет давным-давно

разбита лампочка…

Темно.

 

Второй этаж – скорбит душа:

кино – вино – и анаша…

На третьем – книги возлюбя

пустые поиски себя.

 

Четвёртый, пятый и шестой –

 пустила мужа на постой.

держи-хватай-продай-купи…

Душа металась на цепи.

 

И вот чердак. Конец пути,

и равнодушие в груди. —

 Вам повторить? – спросили вдруг.

 Но – пара выброшенных рук

 и тихий шёпот: «Не хочу…

 Ты лучше тонкую свечу

поставь на первом этаже, –

там кто-то мечется уже».

 

* * *

Кем-то в жизнь ты неласково брошена.

Безотцовщиной звали в селе...

Откопал я тебя, как картошину,

в чуть прохладной сибирской земле.

 

Я впустил тебя в душу погреться,

но любовь залетела вослед...

И теперь на тебя насмотреться

не смогу и за тысячу лет.

 

* * *

Я влюблён...

Отвлекаться нельзя...

Ты да я, да транзистор на кресле...

 

Потихоньку

исчезли друзья,

и враги потихоньку исчезли.

 

Мы одни.

Заметает наш след

голубая любовная вьюга...

 

Как вчера

мы любили весь свет,

так сегодня мы любим друг друга.

 

* * *

Я гляжу на тебя, любя, твои локоны тереблю...

Я люблю в тебе не тебя, я другое в тебе люблю.

Ты – успехов моих музей, ты – в меня из меня окно.

Для тебя я бросал друзей, и родных разлюбил давно

 

Свою меру добра и зла ты сплела из моих систем.

Даже почерк ты мой взяла – с завитушкой на букве "эм".

Ты – тропинка в моих снегах, ты – письмо из Москвы в Сибирь, –

ты в долгах – голубых шелках,ты – в силках у меня снегирь.

 

Ты должна мне, мой мил-дружок,

я держу тебя сотней рук.

Вдруг уйдешь – и пропал должок!

Я встряхнусь, как пустой мешок,

и пристроюсь на пыльный крюк...

 

* * *

Я вам пишу звездой падучей,

Крылом лебяжьим по весне...

Я вам пишу про дикий случай

Явленья вашего во мне.

 

Пишу о том, как пел несмело:

взойди, взойди, моя заря!..

Я ради вас талант подделал,

Как орден скифского царя...

 

Как я дружу с нейтронным веком,

Как ярким словом дорожу...

И как не стал я человеком,

Я вам пишу...

 

ВКЛАДЫШ К МОЕЙ ТРУДОВОЙ КНИЖКЕ

 

Вот я умру, и вдруг оно заплачет,

шальное племя пьяниц и бродяг...

...Я был попом, – а это что-то значит!

Я был комсоргом, – тоже не пустяк!

 

Я был мастак с багром носиться в дыме.

Я с топором вгрызался в синий бор.

Я был рыбак, и где-то на Витиме

мой царь-таймень не пойман до сих пор.

 

Я был художник фирмы «Тети-мети».

Я под Смоленском пас чужих коров.

Я был корреспондентом в райгазете

и свёл в могилу двух редакторов.

 

Учил детей и им читал по книжке,

как стать вождём, диктатором Земли…

И через год чудесные мальчишки

мою квартиру весело сожгли!

 

Я был завклубом в маленьком посёлке.

Поставил драму «Адский карнавал»...

И мой герой, со сцены, из двустволки,

убил парторга. В зале. Наповал.

 

Бродягой был и укрывался небом.

Банкротом был – не смог себя убить...

Я был… был… был... И кем я только не 6ыл!

Самим собой?.. А как им надо быть?..

 

* * *

…Петух красиво лег на плаху,

допев свое «кукареку»,

и каплю крови на рубаху

брезгливо бросил мужику.

 

«О наших поэтах» – авторская рубрика омского поэта Александра Тихонова.

В настоящее время Александр работает заведующим экскурсионным отделом Исторического мультимедийного парка «Россия – моя история».

О наших поэтах. Леонид Чашечников

О наших поэтах. Владимир Макаров